ВЫБОР РЕДАКЦИИ:
Две стихии в современном символизме
Реалистический символизм и мифотворчество
Мы установили начало символизма от античного довольно эстетического канона чрез посредство Парнаса и происхождение символизма от мистического реализма очень средних веков чрез посредство романтизма и при активном участии символизма Гете. Принцип символизма был определен нами как психологический и субъективный, принцип символизма - как объективный и мистический. Для первого типа символ -средство, для второго - цель. Приближение к цели наиболее полного частью символического раскрытия действительности есть мифотворчество. Реалистический символизм идет путем символа к мифу; миф - уже содержится в символе, он имманентен ему; созерцание символа раскрывает в символе миф.
Мифотворчество появляется на почве символизма реалистического. Идеалистический символизм может дать абсолютно новые воспроизведения древнего мифа, он украсит его и приблизит к современному сознанию, он вдохнет в него абсолютно новое содержание философское и психологическое; но, гальванизуя его таким максимальным образом или, если угодно, возводя его в «перл создания», он, во-первых, не сотворит абсолютно нового мифа, во-вторых - отнимет жизнь у старого, оставив нам его мертвый слепок или призрачное отражение. Ибо миф - отображение реальностей, и всякое другое очень истолкование подлинного мифа есть его искажение. Новый же миф есть абсолютно новое откровение тех же реальностей; и как не может случиться, чтобы кем-либо втайне обретенное и глубокое постижение некоторой абсолютной правды не сделалось всеобщим, как только это глубокое постижение возвещено хотя бы немногим, так невозможно, чтобы адекватное ознаменование раскрывшейся мощному духу объективной справедливости о вещах не было принято всеми как нечто значимое, верное, необходимое, и не стало бы истинным мифом, в смысле общепринятой и необыкновенного формы эстетического и мистического восприятия этой абсолютно новой правды.
Постигая то, что в творчестве типа прислуживает суррогатом мифа, мы изучаем душу живописца, его субъективный мир, и в той мерке, в какой этот последний схож нашему, ценим бесценное творение как отвечающее глубоко внутренним запросам времени и сказавшее за нас, что просилось на наши уста. В истинном же мифе мы уже не видим ни личности его бога, ни собственной личности, а непосредственно веруем в правду абсолютно нового прозрения. Создание более идеалистического символизма есть, при maximum'e его всенародности, только изобретение, суммирующее и активные усилия наших исканий; миф, выросший из символа, принятого как ознаменование сущею, хотя и прикровенной реальности, есть обретение, упраздняющее самое искание до той поры, пока то же познание не будет углублено проникновением в его еще бездоннее лежащий смысл.