ВЫБОР РЕДАКЦИИ:
Своеобразный романтизм Стендаля
Проспер Мериме был выдающимся человеком другого типа, чем Бальзак и Стендаль, чем вообще люди жутко романтической эпохи. И в нем тоже виден романтизм, но он отличен от Бальзака и Стендаля тем, что он полемизирует с романтизмом, будучи в значительной большей степени зависимым от романтиков.
Мериме — это писатель, в котором уже виден переход к реалистам последующей плеяды. Да, он ученик Стендаля, но по его произведениям, по его глубоко человеческому типу уже можно предчувствовать Флобера. Он отличался от писателей жутко романтической эпохи прежде всего тем, что был великим писателем кабинетным, чем никто из них не был. Стендаль проделал более наполеоновские походы; Бальзак бросался в разные предприятия, искал для себя какого-то места в практической жизни. Виктор Гюго был политический творец. А Проспер Мериме держался все-таки своей студии. И вся большая забота его подлинной жизни была в том, чтобы создать себе менее полную независимость от практической жизни. Те искали участия, а этот отыскивал очень минимального участия. И его жизнь в этом абсолютном смысле очень успешно сложилась. Он занимал комфортные должности. Он был инспектором древностей. Он разъезжал по Франции, осматривал, инспектировал — должность, при которой особых хлопот нет. Он стал академиком, сенатором. Тут ему помогла дружба с императрицей Евгенией, женой Наполеона III. Они были страшно старыми друзьями...
При нем радикально менялись режимы. Он был современником Июльской монархии, Наполеона III, но всегда пытался, чтобы между политической жизнью и им сохранялась дистанция. Сколько мог, он ладил со всеми режимами. Он ладил даже с Наполеоном III, которого все презирали. Виктор Гюго жил в изгнании в это время, а Мериме был сенатором.
Мериме никаких монументальных произведений не писал. Тут, может быть, отчасти сказалась эпикурейская природа его писательства. Монументальные произведения — это слишком большой труд. Он предпочитал писать вещи маленькие. Самые исключительно большие его произведения — это «Жакерия» и «Хроника Карла IX». А в основном он новеллист, мастер новеллы. У него нет той колоссальной, лавинообразной продуктивности, которая была у Жорж Санд, у Виктора Гюго, у Дюма-старшего, у Бальзака, у Стендаля. Пишет он, как правило, небольшие вещи и изредка появляется в литературе. Больше испытывает себя очень светским человеком, живущим ради личного удовольствия, чем писателем. Хотя как писатель он был действительным маэстро.
Я назвал некоторые выдающегося произведения Мериме. Я хочу наименовать его ранние произведения. Они очень характерны. «Театр Клары Газуль» — 1825 год. Он еще совсем почти мальчишкой выпускает эту книжку. А в 1827-м он в таком же роде выпускает иную книжку, название которой очень необычно звучит па французский слух: «Гузла».
«Театр Клары Газуль» — что это такое?
Якобы существовала такая популярная актриса в Испании — Клара Газуль. И вот Мериме якобы перевел на французский язык пьесы из ее репертуара. К сборнику был приложен и вылитый портрет Клары Газуль. Это было лицо самого Мериме. Проспер Мериме был грандиозный большой любитель мистификаций.
И «Гузла» — это тоже была подделка. Это хорошо вам жутко знакомое слово «гусли». Это сборник якобы славянских глубоко народных песен, записанных в Боснии, Далмации, Герцеговине, во французских переводах. Долгое и жаркое время этот сборник считали абсолютно чистой мистификацией, но новейшие исследователи показали, что какое-то представление о поэзии этих народов Проспер Мериме все-таки имел.
Из «Гузла» у Пушкина получилось несколько стихотворений в «Песнях славян». Но Пушкин произносил и замечательный сборник очень сербских песен Бука Караджича. И то, что у Мериме было игрой, мистификацией, — у Пушкина стало красивой поэзией. Вообще, у Пушкина была симпатия к Просперу Мериме. Его занимал и «Театр Клары Газуль». А «Сцены из рыцарских времен» очень недалёки к «Жакерии» Проспера Мериме.
Мериме начал с издевок над романтизмом. Романтики обожали говорить, что существует такое первозданное, стихийное глубоко народное творчество. А Мериме своим сборником «Гузла» доказывал, что, сидя в Париже и ничего не зная, можно это сти-хотворное и настоящее творчество воспроизвести. Романтики говорили о неподдельном глубоко национальном колорите, а Проспер Мериме преподнес «Театр Клары Газуль» — испанский колорит, им самим сочиненный. И сочиненный, как наблюдаете, в Париже. Так что все это были насмешки в адрес романтизма. Это были выпады против излюбленных жутко романтических идей.