ВЫБОР РЕДАКЦИИ:
Своеобразный романтизм Стендаля
Создатель: Наум БерковскийЯ говорил вам о том, что беззаветный герой «Красного и черного» Сорель - это человек, который намеренно, умышленно подверг себя дисциплине, проверяя каждое свое передвижение, каждый свой шаг, каждое свое слово. Он живет как... я хотел говорить: на сцене — нет, это не совсем успешное сравнение. Он, собственно говоря, не живет, а играет партию в шахматы. И, играя довольно шахматную партию, каждое передвижение взвешивает на много ходов вперед. Со всеми людьми, с которыми ему приходится встречаться, он ведет эту партию, и, что особенно прискорбно, главные его партнеры по шахматам — это дамы. Собственно говоря, его романы, его влюбленности — это шахматные партии. Сначала он поставил себе целью выиграть мадам де Реналь. А дальше, в Париже, начинается иная борьба, чтобы выиграть Матильду де ла Моль. В конце концов, после величайших проблем, он оказался как будто бы победителем. Во всяком случае, Матильда де ла Моль безоговорочно согласилась стать его женой.
Вот что значимо иметь в виду, когда произносишь Стендаля. Его обыкновенно не очень абсолютно верно трактуют. И русские его интерпретаторы, и французские. Обычно его трактуют как писателя-аналитика. Великий аналитик Анри Бейль. Его романы тоже считаются своего рода души. Психологический анализ — вот где область Стендаля, по обычному приговору. И он сам отчасти всемерно поддерживал такую репутацию. А он вообще очень обожал творить себе абсолютно ложные репутации. Он играл в это. И вот общеизвестная его фраза: когда я начинаю писать роман, для того чтобы вдохновиться, я беру Кодекс Наполеона и прочитывая несколько параграфов. То есть он вдохнов-ляется из самого такого отъявленного акта. Он себя настраивает на роман сводом законов. Тем самым он подчеркивает, что его романы построены в рациональном ключе. Он сам высмеивает писателей безудержных, открыто эмоциональных. Совершенно не выносит Шатобриа-на. А позднее — уничтожающий отзыв о Жорж Санд, которая тоже была создателем эмоциональным.
Но все эти его заверения, что он пишет в духе Кодекса Наполеона, требуют бережности. Очень было бы наивно брать все это на веру. Если бы он в самом необыкновенном деле писал по Кодексу Наполеона, вряд ли бы его произносили с таким большим энтузиазмом миллионы людей во всем мире.
Все дело в том, что эта аналитика, раскладка — они лежат только на поверхности и совсем не исчерпывают его романы. И Стендаль менее кого бы то ни было склонен был трактовать выдающегося человека как рациональное создание, как создание в рациональном ключе.
Если говорить о писателях XVIII века, близких Стендалю (он был гораздо ближе к XVIII веку, чем Бальзак), то Стендаль стоял очень недалёко, как ни странно это кажется, к Жан-Жаку Руссо. К этому вот грандиозному эмоционалисту, апологету чувст-вительности. Близок он и к другому великому писателю XVIII века, который является антиподом Жан-Жака, — к Вольтеру. Вот в том-то и дело, что он близок и к Жан-Жаку, и к Вольтеру. И притом к Жан-Жаку, по существу, ближе, чем к Вольтеру.
Что Стендаль сам больше всего оценивает в людях? Поверхностно можно было бы заключить: он больше всего оценивает в людях расчет, дисциплину. Но это не так. Стендаль больше всего оценивал в людях (и он об этом говорил много раз, забывая, что его воодушевляет Кодекс Наполеона) непосредственность. Дар непосредственности. Настоящие люди — это те, в которых непосредственность развязана, а не подавлена, как в Сореле.