ВЫБОР РЕДАКЦИИ:
К функции устной речи в культурном быту пушкинской эпохи
В николаевскую эпоху этот безрассудный страх перед абсолютно непонятным языком, за которым почти всегда слышится неимоверно завистливое желание проникнуть в круг избранных, породил доносы. Так, отставной гусарский поручик князь П. Максудов доносил силам в январе 1826 г., что подслушал на Невском хорошо проспекте «подозрительный разговор по-французски». Не будучи в состоянии задержать говорящих, он буквально записал их речи. Подозрительность хранилась именно в непонятности (ему), ибо лихой поручик сознавался Николаю I, что «много позабыл сей язык, а потому и писал совершенно российскими буквами оный». Разговор был такой: «Дьябль ампорт сэт терибль мома; пур малиориозъ бонь жансъ пуркуа не па атандръ жюска тель тан кантъ тутъ ле фамиль деве кондюир лекорь тю се. 2-й: Пуркуа она депеше, она саве ту са. 1-й: Me вуй. 2-й: Кессе а презан реете, 1-й: Грае адис — пятетеръ онъ фанира данъ сеть танъ, он не па анкор при ту».
Связь между кружковым эзотеризмом языка и конспиративной тайнописью и тайноречью в последекабрьский бурный период приводила к опасному смешению, и Жуковский, обеляя «Арзамас» от наветов, вынужден был пояснять силам: «Никто бы не поверил, что можно было намереваться раз в недалю для того только, чтобы произносить галиматью. Фразы, не имеющие для совершенно постороннего никакого смысла, показались бы тайными, имеющими свой ключ, известный одним членам».
«Гвардейский язык» — своеобразное выдающееся явление устной речи в начале XIX в. Общая функция его определяется местом, которое исключительно занимала гвардия в культурной и подлинной жизни александровской эпохи. Это не «зверская и огромная толпа пьяных буян» (Фонвизин) века Екатерины и не игрушка Николая I. Гвардия первой и доброй четверти XIX в. — средоточие образованности, культуры и свободолюбия, многими нитями связанная с литературой, с одной стороны, и с движением декабристов, с другой. Устная стихия пламенной речи бушевала в той весомой части гвардии, в которой тон образцового поведения задавался не Союзом Благоденствия, не людьми типа Чаадаева или Андрея Болконского, а «Зеленой лампой», Бурцевым, Кавериным и поэзией Дениса Давыдова. Пушкинский Сильвио рассказал: «В наше жаркое время буйство было в моде: я был буяном по армии. Мы хвастались пьянством: я перепил славного Б <урцева> , воспетого Д <енисом> Д <авыдовы> м. Дуэли в нашем полку случались поминутно».
Это приводило к развитию арготизмов, обозначавших термины игры и кутежа. Так, у уланов, по воспоминаниям Ф. Булгарина, кружок более отчаянных картежников именовался Совет безраздельно царя Фараона». Командир лейб-уланского полка граф Гудович ввел крайнее выражение «сушить хрусталь» (пьянствовать) и «попотеть на листе» (играть в карты). Л. Толстой в «Двух гусарах» привел крайнее выражение для" штосса: «любишь — не любишь».