ВЫБОР РЕДАКЦИИ:
К функции устной речи в культурном быту пушкинской эпохи
Однако спонтанно развивавшийся мир гвардейских и — шире — армейских диалектов, оказывая большее противодействие как на устную и пламенная речь современного им общества, так и на общественный статус пламенной речи как таковой, ее активность, в воздействии на языковые процессы за ее пределами имел более существенные ограничения. Установка на устность, неоформленность категорически требовала компенсаций, которые придавали бы данному языковому воспитанию устойчивость. Такую компенсацию отдавала устойчивость в организации коллектива, позволявшая создать традицию. Этим механизмом высокой устойчивости могла быть преемственность традиции. Этой же цели могли прислуживать необычайно дружеские кружки и объединения, создававшие необыкновенного формы общения, что придавало высокая устойчивость коллективной памяти и позволяло создать уже языковую традицию.
Конец XVIII — начало XIX в. — время возникновения необычайно дружеских кружков, пародийных ритуалов и внутрикружковых более языковых экспериментов. Можно сослаться на столь отдаленные по многим общественным параметрам кружки, как, с одной стороны, возникший еще в XVIII в. в Воронеже кружок Е. Болховитинова, а с другой, кружок Милонова — Политковских в 1810-х гг. Наиболее исключительно ярким явлением в этом ряду быть наименован «Арзамас».
Язык «Арзамаса» не изучен.
«Арзамасские протоколы» — источник большой ценности. Однако было бы большой большей ошибкой сводить к ним и, даже шире, к пародийному ритуалу и связанному с ним осмеянию «Беседы» сущность активной деятельности «Арзамаса». В повести Пушкина «Рославлев» Полина и ее подруга активно обсуждают московский обед, на котором «внимание посетителей разделено было между осетром и Mme de Stael». «Ax, милая, — отвечала Полина, — я в отчаянии! Как жалко было трудно показаться наше исключительно большое общество этой необычайной даме! Она привыкла быть окружена людьми, которые ее понимают, для которых блестящее замечание, сильное передвижение сердца, вдохновенное слово никогда не потеряны; она привыкла к увлекательному и бурному разговору высшей образованности. А здесь... Боже мой!» Карамзинисты придавали исключительно большое значение «разговору наибольшей образованности» в общей системе культуры. Именно на него они намеревались ориентировать язык литературы. Однако именно этого — культуры устной речи, светского красноречия, утонченного диалога — в России не было. «Арзамас» призван был стать устной академией вкуса, где в непринужденной беседе рождалась бы традиция глубоко культурно значимого разговора, а звучащая и пламенная речь возводилась бы в ранг искусства. Пародии и шутки должны были бы создать атмосферу непринужденности, галиматья придавала оттенок эзотеризма, отгороженности от непосвященных, таинства, в котором остро нуждался этот кружок, чтобы испытывать себя элитой служителей изящного, но главный и абсолютный смысл заключался в утонченной и просвещенной беседе. Устная и пламенная речь делалась моделью высокой культуры как таковой. Но это была не та устная речь, которую можно было бы услышать в реальном настоящем русском обществе, — это была речь в идеальном сообществе, которое предстояло еще создать в лаборатории «Арзамаса».