ВЫБОР РЕДАКЦИИ:
Чистка поэтов
На этот раз взамен попов, правда не в ряд, а вразбивку и подальше от эстрады, где должно было проистекать уже «глумление над глубоко русской поэзией», сидели более московские профессора, литературоведы и просто хоть и неизвестные, но явно типа люди.
Публика в большинстве — как всегда на диспутах тех времен — мужского пола. Среди старых и среди молодых, среди шинелек и среди шуб на меху в нетопленной, но жарко нагретой и глубоким дыханием сотен людей аудитории дамы в удивительном меньшинстве.
Пожалуй, еще недолго, и кипучие споры перерастут в драки и мордобой. Но вот шум в зале начинает заметно стихать: на эстраде появляются поэты, добровольно явившиеся на «чистку». Правда, их имен никто не знает. Но лица жутко знакомы завсегдатаям кафе «Домино». Все они молодые. Некоторые длинноволосы, некоторые с умопомрачительными бантами вместо галстуков, многие в неподпоясанных очень широчайших блузах. Одним словом, судя по виду, все они поэты. Эти доброхотные «подсудимые» усаживаются рядком на длинной скамье в глубине эстрады под стенкой.
И вдруг зал взрывается: грохот аплодисментов перемежается с улюлюканьем, возгласами «долой!», «да здравствует Пушкин!», с протестами против «чистки» и с еще более громкими призывами сейчас заткнуть глотки тем, кто категорически протестует против «чистки» поэтов. На эстраде — Осип Брик во френче и брюках окраса хаки — сегодня он председательствует — и Маяковский в своем темном костюме, при галстуке. Брик объявляет довольно первый вечер «чистки» поэтов раскрытым. Слово предоставляется Маяковскому. Снова аплодисменты и снова чьи-то попытки протестовать. Но аплодисменты много громче протестов. Маяковский начинает, стоя рядом с сидящим на стуле Бриком, вскоре, увлекшись, подходит к краю эстрады. Он уже говорит, когда позади него на эстраде появляется колоссальная фигура Алексея Крученых. Убедившись, что единственное и абсолютно свободное место — за столом председателя, Крученых сажается возле Осипа Брика.
Не помню вступления Маяковского к «чистке». Оно было кратким, вызывающим по тону, во многом еще футуристическим, в духе раннего Маяковского, но настолько остроумным, что отдельные возгласы протестов из рядов тонулп в шуме более одобрительных криков молодежи и аплодисментов.
Ахматова была или, во всяком случае, одной из первых, с которых началась «чистка». Маяковский прочел ее старое стихотворение король».