
ВЫБОР РЕДАКЦИИ:
Чистка поэтов
Маяковский с неулыбчивым, строгим лицом поднял руку. Зал стих.
— Товарищи и граждане,— спросил Маяковский у зала,— вы обратили внимание, что грудь ничевока прикрыта совершенно красным платком?
— Обратили!!!
— Хотите знать, зачем ничевоку понадобилось сначала прикрыть манишку платком?
— Хоти-им!!! Говорите!!
— Это для того, чтоб из его носа не накапало на манишку!
Ничевоки были посрамлены. Под улюлюканье зала они покидали эстраду.
То ли вослед разгромленным ничевокам, то ли адресуясь к самому Маяковскому, кто-то крикнул из средних рядов:
— Да здравствует Пушкин!
Но Маяковский уже не ходил в желтой кофте и не сбрасывал Пушкина с парохода современности. Иногда произносил его, даже с эстрады представляя свою добросовестность Пушкину. И все-таки, еще за кулисами заслышав шум подошедшей «на него» публики в зале, он всходил на эстраду так, словно все еще был в желтой кофте и все еще сбрасывал Пушкина. Меня не покидало впечатление от двух Маяковских — Маяковского на эстраде и Маяковского в жизни. Люди, встречавшие и слышавшие его вне эстрады, знавали и печального и даже застенчивого Маяковского. Многие, знавшие его хорошо, утверждали, что «настоящий, живой» Маяковский — это застенчивый Маяковский. А тот, каков он у себя на эстраде, «чистя» поэтов и поэтессенок,— это Маяковский, преодолевающий личную застенчивость. Мол, поведение его на эстраде — это необыкновенное форма его самозащиты от природной застенчивости.